Не любо — не слушай

Не любо — не слушай

У одного старика было три сына: старший — говорлив, средний — говорлив, а малый — как черт, все молчит. Пошли эти детки лесовать, а огниво дома позабыли. Ходили день до вечера, привелось ужинать, а огня нету. Большой брат был смысловатее: взлез на лесину, увидал — вдалеке огонек горит, и пошел в ту сторону. Приходит к старику: «Здравствуй, добрый человек! Дай огня». — «Нет, брат, скажи небыль, тогда и огня дам; а скажешь быль — из спины ремень выкрою».

Стал ему мужик сказывать; что ни скажет, все быль да быль; повалил его старик наземь, выкроил из спины ремень и отпустил к братьям. Пошел средний добывать огня, дошел до старика: «Здравствуй, добрый человек! Дай огня». — «А скажи, брат, небыль, тогда и огня дам; а скажешь быль — из спины ремень выкрою». И этот мужик что ни скажет, все быль да быль; старик выкроил из его спины ремень и отпустил к братьям. Воротился средний брат и говорит младшему: «Поди ты, брат, тебя звали».

Пошел младший: «Здравствуй, добрый человек! Дай огня». — «Скажи небыль, тогда и огня дам; а коли быль скажешь — из спины ремень выкрою». — «Ладно, старый старичище, только чур: не перебивать, а перебьешь — из твоей спины три ремня вырезать».

И стал сказывать: «Было нас у отца у матери тридцать девять братов, да была у нас кобыла о тридцати восьми пежинах. Мы на той кобыле ездили, гуляли по чистому полю; всякий на свою пежину садится, а мне, грешному, нет пежинки. Выехали раз братья в чистое поле погулять, а я за ними; ездили день, наехали на пень; кобыла лягнула да хвостом махнула, увидал я на хвосте у ней пежинку, привскочил да и сел. Поехали мы не знаю куда, приехали на базар, спрашиваем: «Люди добрые! Что дешево и что тут дорого?» — «Дешевы за морем коровы, дороги мухи; за муху с мушонком дают корову с теленком, за крупных оводов — больших быков». Наловили мы тут мух целых три куля, приехали к морю синему. Как нам переправиться? Сине море широко и глубоко. Братья плакать-горевать, а я не тужу да песни пою; сел на куль, переплыл море и наменял коров да быков три табуна. Взяло меня раздумье: как назад ворочаться? Если корабли наймовать — дорого возьмут; если стадо плавком пускать — половина потонет. Вот я схватил одну корову за хвост, махал-махал, да как пущу — так на другой берег и ткнулась, раз-другой на лету перевернулась. Перемахал я все три табуна; оставался один бык-бурище. Взял и его за хвост, обвил кругом руки крепко-накрепко, собрался с силою, развернулся да как махну — так вместе с быком и перелетел за море.

Тут услыхал я, что на небе люди босиком ходят, и задумал там побывать, сапогами промышлять. Товар-то у меня некупленный: перебил коров да быков, захватил с собой кожи и полез на небо. Туда-то не хитро влезть; как назад воротиться? В те поры я догадлив был: оставалось у меня с десяток кож; я те кожи на ремни порезал, ремни зацепил за сваю, сваю вколотил в облако и пошел спускаться. Еще далеко-далеко до земли, а ремней недостало. Только я не тужу, по сторонам гляжу; поп овес веет, полова вверх летит. Я скорей полову ловить да веревку вить; вил-вил, мертвую крысу завил. Ни с того ни с сего крыса ожила, принялась за веревку, грызла-грызла, совсем перегрызла. Я упал да в тине застрял. Прибежала супоросая лиса, на моей голове гнездо свила, семерых лисенят принесла. Шел мимо серый волк, лисенят уволок: «За лисою приду, все гнездо разорю!»

Я тем временем вытащил из болота руки, и только пришел серый волк гнездо разорять — я хвать его за хвост. Тю-тю-тю! Волк бежать: раз рванул — меня вытянул, в другой рванул, — хвост оборвал. Я взял хвост распорол, там ящик нашел, в ящике — грамотка, а в грамотке написано, что твой отец моему отцу будет век платить кабалы, напраслины...» — «Что ты, дурак! Когда это было?» — перебил старик. «Эх, старый черт, не вытерпел; подавай из спины три ремня», — сказал мужик; выкроил три ремня, взял огню и воротился к братьям.